Проект `Ковчег`, Воздушные рабочие войны. Часть 1 - Дмитрий Лифановский

одноклассников и одноклассниц, про встречу с Зинкой Паниной, про Катю из библиотеки и Филиппа Сергеевича Севостьянова. Про Никифорова и Стаина, девушек из ночного бомбардировочного, про Льдинку, Медка и Язву. Про девичьи тайны и секретики. Только про войну Лида не рассказывала. И не писала в письмах. Боялась. Не хотела расстраивать маму. Даже про орден не написала, иначе пришлось бы рассказывать, за что его получила. А как объяснить такое маме? Зачем ей знать, как страшно, когда с земли тянутся огненные нитки очередей и, кажется, вот-вот и упрутся именно в тебя, прямо в лицо?! Как хочется выть, кусая в кровь губы, видя, что машина командира, оставляя за собой дымный след, валится вниз. И какое облегчение потом узнать, что с экипажем все в порядке, что они живы. А просыпаться в казарме и видеть рядом пустую, аккуратно заправленную койку, на которой еще вчера спала, смеялась, шутила, читала письма из дома подруга, а сегодня ее нет. Совсем нет! И никогда больше не будет! Нет! Нельзя о таком маме рассказывать! Но все равно придется! И Лида, прижавшись к теплому маминому боку, думала о том, как сделать так, чтобы самый дорогой, самый любимый на свете человечек не сильно расстроилась и боялась за нее.

Вот же как бывает! Когда-то они с классом ходили на фильм Чапаев. Ух, сколько впечатлений было потом, сколько разговоров! И Лида, как и все девочки, мечтала так же, как Анка-пулеметчица бесстрашно разить врагов, и чтобы потом ей обязательно вручили орден. И она в папахе с орденом на груди пройдет по родному Тамбову, а все вокруг будут восторженно на нее смотреть и завидовать ей. Какая же глупая она была! Теперь и врагов она убила не меньше Анки и орден есть, а хвастаться не хочется совсем. Наоборот, сидишь и думаешь, как бы мама не узнала.

А мама, будто не замечая беспокойства дочери, рассказывала, как они жили все это время после ее отъезда. Что на завод поступил новый очень важный оборонный заказ и папа теперь там днюет и ночует. И что если бы не Лида она тоже была бы на заводе, потому что дома одной тоскливо, а там кипит жизнь. А еще жить стало голодно. Продукты по карточкам, нормировано. Но им с папой хватает. Потому что у папы, как у ведущего инженера, паек усиленный. И вообще, заводчанам на обеспечение грех жаловаться, правда, работать приходится на пределе. А так у них все хорошо. И теперь, когда она приехала, еще лучше. Жаль только, что ненадолго. Но она все понимает. Служба, есть служба.

Лидочка с нежностью и болью смотрела на маму. Как же она изменилась, как постарела за эти несколько месяцев! Вот этой седой пряди не было и глубоких морщин вокруг рта. Но стоило ей улыбнуться, как перед Лидой появлялась та самая мамочка — молодая, веселая, беззаботная и жизнерадостная. И вдруг, спустя мгновенье, снова, словно темная туча наползает на родное, любимое лицо, исполосовав его трещинами морщин.

— Мамочка, как же я по тебе соскучилась! — Лида, раздираемая любовью и жалостью, крепко-крепко обняла маму за талию, уткнувшись лицом ей в колени, и заплакала. Как делала в далеком-далеком детстве, рассадив на улице в кровь коленку. А мама точно так же, как в детстве, запустила теплые, нежные пальцы ей в волосы:

— Я тоже соскучилась, солнышко, — женщина гладила дочь по голове, а на щеках ее блестели дорожки слез. Снедаемая материнской заботой и тревогой, она уже успела заглянуть в шкаф к дочери и увидеть там гимнастерку с боевым орденом. Значит, уже успела повоевать. А ведь догадывалась, чувствовала! Не обманешь материнское сердце! И этот взгляд. Не девичий взгляд. Уверенный взгляд взрослой женщины. Как быстро и как рано повзрослела ее девочка! — Орден-то за что получила? — глухо спросила она.

Лида подняла на мать красные от слез глаза:

— Увидела? Мама кивнула, заботливо убрав с мокрой от слез щеки дочери прилипшую прядку волос. — За Ленинград, — Лида гордо вскинула голову, — сам товарищ Сталин вручал! У меня фотокарточки есть. Потом покажу. Когда папа придет, — с души словно упал тяжелый камень. Не надо ничего придумывать, выкручиваться, объяснять. Мама сама все поняла и приняла. Какая же она у нее! Самая-самая лучшая мамочка на свете!

И буквально в ту же минуту послышался скрежет поворачивающегося в замке ключа. Хлопнула дверь и Лида, вихрем сорвавшись с кровати, выскочила в коридор и бросилась к отцу на шею:

— Паааапкаааа!!! — от отца знакомо пахло табаком и соляркой.

— Привет, егоза! — папа нежно обнял дочку. — А мне Севостьянов сказал, что ты приехала, я не поверил сначала, думал, обознался Сергеич. А он обиделся. Говорит, как обознался, если как с тобой с ней разговаривал?! — отец хохотнул. — Но отпустил пораньше. Ты надолго.

— Не знаю. Мы по делам здесь с командиром. Как управимся, — ее глаза радостно блестели.

— А что глаза красные? — Михаил Иванович посмотрел на жену, на дочь и нахмурился, — Кто?

Женщины непонимающе уставились на мужчину, но, осознав, о чем он спрашивает, Валентина Михайловна всплеснула руками:

— Типун тебе на язык! Никто! Просто от радости поплакали.

— Тьфу, — махнул рукой Иваныч, — все б вам болото устраивать! Чего слезы лить?! Дочь приехала! Радоваться надо! — и он, подхватив Лиду за талию, поднял ее над полом и закружил, уронив при этом с вешалки пальто и шинель.

— Папка, отпусти! — взвизгнув, заливисто расхохоталась Лида.

— Отпусти ребенка, скаженный! — смеясь, крикнула мама, — И иди руки мой, ужинать будем садиться. Не ели, тебя ждали!

— Ну, раз ужинать, тогда да! — отец бережно поставил Лиду на пол и стал снимать фуфайку. А женщины пошли на кухню, накрывать на стол.

Сидели долго и весело. С приходом папы в дом пришли радость и веселье, он буквально наполнял квартиру хорошим настроением и оптимизмом. Только иногда, когда думал, что жена и дочь его не видят, устало прикрывал глаза и тер шершавыми от мозолей ладонями лицо, чтобы прогнать усталость и груз забот. Не все ладилось у них с этим заказом. Ничего! Как говорит товарищ Сталин: «Нет в мире таких крепостей, которых не могли бы взять трудящиеся, большевики!» А тут не крепость, а какая-то стыковая рельсосварочная машина! Получится! Обязательно все получится! Ведь это нужно для фронта, для победы, для дочери! Он с гордостью посмотрел на Лиду, которую они с мамой заставили надеть форму. Она сидела подтянутая, строгая, с орденом Красного Знамени